Читаю

Сергей Довлатов "Чемодан"
Чуда не произошло. Не люблю диссидентов-эмигрантов. Не принимаю их отношения к жизни. Одни люди везде и во всем ищут хорошее, другие - грязь. И не важно, о каком уголке мира идет речь, какой на дворе век и политический строй за окном. И собственно, чем отличаются все эти диссиденты/правозащитники от власть имущих? У одних портреты вождей и президентов на стене, у других - писателей. А ведь от перемены мест слагаемых, как известно...

На дне - Карл Маркс. На крышке - Бродский. А между ними - пропащая, бесценная, единственная жизнь.

Не буду судить о правдивости рассказов Довлатова, но, честно признаюсь, что есть бооольшие сомнения. И эта маргинальная асоциальная этика... Какое-то высокомерное ерничанье постоянное...
Мне неприятно, и ничего не поделать. Неприятна сама личность автора-рассказчика.
В общем, догадываюсь, почему Довлатов был любим и читаем в Союзе (самиздат из-под полы - запретный плод сладок), но совершенно не понимаю, что в нем находят сейчас.
Смущает то, что я обнаружила здесь цитату, идеально совпадающую с моими социальными устремлениями в последнее время:

Я предпочитаю быть один, но рядом с кем-то...

Уильям Шекспир "Макбет/Macbeth"

And oftentimes, to win us to our harm,
The instruments of darkness tell us truths,
Win us with honest trifles, to betray's
In deepest consequence

Иногда переводы до неузнаваемости меняют форму текста и даже его смысл. Совместное авторство получается. В последнее время я часто сомневаюсь, можно ли оценивать произведение по его переводу и считать прочитанным вообще... Шекспир в оригинале волшебен! Все эти устаревшие формы слов, простейшее построение фраз, идеальный ритм и при этом потрясающая метафоричность и символизм. Перевод теряет если не половину, то хорошую треть всей прелести. Остается стишок со знакомым сюжетом. А с другой стороны, без перевода кое-что я бы и не поняла... Так что мой выбор - читать сразу два варианта. А еще лучше - три! Потому что разным переводчикам различные места пьесы удавались чуть лучше или хуже.

Шекспир - это бесспорная и абсолютная мировая классика, как Гомер или Библия. Его цитируют, на него ссылаются, по нему живут и классифицируют человеческие характеры и поступки. Шекспир мистик. Причем природа его мистицизма далека от христианской. Это языческие обряды, духи, ведьмы, призраки, пророчества - что-то первобытное, вневременное и понятное каждому на уровне природной сущности.
В Макбете для меня две основные идеи:
1. Все беды от завышенных ожиданий. Или от ожиданий вообще, я бы уточнила. Ничего не ждешь - радуешься и  самому малому. А вот когда ожидания не оправдываются или оправдываются не в полной мере, зачастую просто срывает крышу. Как минимум - человек отравляет жизнь одному себе, но чаще - всем окружающим.
2. Все беды от женщин. Знаю, знаю любимую идею представительниц моего пола: "Если бы женщины правили миром, он был бы гораздо добрее". Ну так еще Шекспир расставил все точки над i! А современные женщины у власти только подтверждают его правоту. Грудь многих из нас, подобно леди Макбет, полна не молоком, но желчью. Ну, или и тем, и другим в различных пропорциях. ;) Cherche la Femme, господа, Cherche la Femme...

Генри Мортон "Ирландия. Прогулки по священному острову"

У этой книги определенно есть душа. Не могу судить, насколько близка она к отражению души самой Ирландии, но очень хотела бы верить, что это так. 

Ирландия Мортона - обволакивающая и убаюкивающая земля волшебных сказок и зловещих легенд, окутывающих ее историю, страна контраста природного великолепия и человеческой бедности, край героев невероятной стойкости и родина множества эмигрантов. 

Ирландцы не ленивы, они несерьезны, неактивны, метафизичны. В ирландской жизни ощущается наполовину грустная, наполовину веселая субъективность, это-то и придает стране облик задумчивой отстраненности.

И хотя взгляд Мортона не лишен чисто английского снобизма и страну он воспринимает, скорее, как энтомолог прекрасную бабочку в его коллекции, рассказ его полон неподдельного восхищения и любви.

При чтении очень рекомендую следить за всеми перемещениями по карте (например, по ЭТОЙ).

Джулиан Барнс "Нечего бояться"

Писатель - это тот, кто сам ничего не помнит, но по-своему манипулирует разными версиями забытых им событий.

Пожалуй, рановато я взялась за мемуары Барнса, зная его по одному  лишь "Предчувствию конца", показавшемуся, честно говоря, весьма занудным. Или, наоборот, после более близкого знакомства с личностью автора буду правильнее воспринимать его творчество, которое он, кстати, не устает рекламировать на страницах своих мемуаров. Хотя, конечно, мемуарами в общем смысле это произведение можно назвать с натяжкой. Это, скажем так, размышления на тему с подведением итогов. Сюжета нет - только сквозная идея и иллюстрирующие ее автобиографические зарисовки, выдержки из дневников известных писателей и композиторов. Полное обнажение, рефлексия без прикрас и оглядок. Книга настолько личная и самодостаточная, что даже  и обсуждать ее как-то неловко.
Если вам, как и мне, не дают спокойно спать метафизические вопросы жизни и смерти, веры и религии, то хотя бы ради интереса стоит ознакомиться с весьма неглупыми рассуждениями Барнса на эту тему. Вы можете соглашаться или не соглашаться с его выводами и посылками, но назвать эту книгу пустой и безынтересной вам вряд ли удастся. Пожалуй, не стоит ждать от автора революционных идей и переворота сознания, но время провести в общении с неглупым образованным человеком всегда неплохо.

Если я называл себя атеистом в двадцать и агностиком - в пятьдесят и шестьдесят, то не потому, что за прошедшее время приобрел новые знания, а просто лучше стал сознавать свое невежество.

На мой взгляд, книга эта может быть противопоказана людям с неустойчивым мировоззрением, потому что Барнс чертовски убедителен. Для своего же блага читателю желательно быть с ним на равных: никакого внушения - только беседа двух цельных самодостаточных личностей с равным запасом аргументов в карманах и рукавах. С другой стороны, его рассуждения сами по себе неплохая выжимка из философско-религиозного опыта человечества, накопленного к данному моменту, хотя, конечно же, весьма субьективная и пристрастная, что в общем-то и предполагается самим жанром мемуаристики.
Заглянув краем глаза в биографию Барнса, прихожу к подозрению, что писались эти мемуары вовсе и не для нас, не для массового читателя (в год выхода книги умерла от рака жена писателя Пэт Кавана). В таком контексте звучат они совсем иначе: тихая отвлекающая колыбельная ребенку, страшащемуся наступления темноты или... реквием по близкому человеку.

Мы все дилетанты, любители в том, что касается наших жизней.